Остров без сокровищ - Страница 57

В наше время достать яблоки в марте не проблема, напичканные консервантами плоды хоть год пролежат, не сгниют. Но без консервантов до марта не дотянут, не говоря уж о том, чтобы остаться свежими до конца плавания к острову.

Возможно, в Англию завозили яблоки и зимой, и весной из более теплых мест. Так ведь стоили они наверняка не дешево, и попадали на стол лордов и баронетов, никак не простых матросов.

На Бристольском рынке в марте куда проще было прикупить бочку моченых яблок. Или засахаренных. Но Хокинс вроде не в сиропе сидел? Или в сиропе?

Есть еще один вариант – «Испаньола» незадолго до того заглянула в какой-то тропический порт. Туда, где вечное лето. Нигде в мемуаре Хокинса ни слова о заходе в порты на пути к острову не сказано. Но с другой стороны, не сказано и обратного.

Одна беда – яблоки в тропиках не культивируют. Там все больше бананы да ананасы. Вот если бы Хокинс задремал в бочке с бананами… Нет, все равно не сходится. Ни бананы, ни яблоки, все же как-то выросшие в тропиках и недавно закупленные, не годятся. Не успела бы бочка опустеть так, чтобы на дне остался последний фрукт.

И вообще, что эта бочка делает посреди палубы? Почему не стоит в камбузе у Сильвера или в ином помещении? На палубе бочку надо как-то укрепить, по-морскому говоря, – принайтовать. Иначе начнет при качке кататься от борта до борта. Да и яблоки по палубе раскатятся. Крепят груз к палубе несколькими растяжками из тросов, натянутых в разные стороны. Причем такой способ применяют в самом крайнем случае, если в трюм груз уже никак не запихать. Потому как веревки, натянутые под ногами снующих по палубе матросов, – дело весьма травмооопасное. Ногу при каком-нибудь аврале сломать недолго. Но «Испаньола» – не торговое судно с набитыми под завязку трюмами. Весь груз у нее – оружие да припасы. Короче говоря, абсолютно незачем найтовать яблочную бочку на палубе.

Так она и не принайтована! Она там просто так стоит, никак не закрепленная! Сел рядом Сильвер, оперся о бочку спиной, – она покачнулась. И что в таком случае произойдет с той бочкой даже не в шторм, но при более-менее сильной качке?

Ладно, хватит мучить безвинную бочкотару… Уже и так ясно, что в этом эпизоде концы с концами у Хокинса не сходятся, и весьма сильно.

Но на самом деле главные сомнения в истории с якобы подслушанным разговором порождает не бочка, – поведение Хокинса в день прибытия к острову. Его поездка на шлюпке, наполненной якобы кровожадными заговорщиками. Столь безалаберно отправиться с ними на берег Джим мог в единственном случае: он прекрасно знал, что заговора нет и в помине. Что он сам его сочинил.

Но зачем Хокинсу устраивать столь масштабную провокацию?

Он разве не понимал, что дело может закончиться большой кровью? Что он сам может пострадать в грядущих событиях?

Понимал. Но выбрал меньшее из двух зол.

* * *

Но позвольте, воскликнет внимательный читатель нашего объективного исследования, ведь Джим Хокинс подслушал, сидя в бочке, пиратскую биографию Джона Сильвера! А эта биография подтверждается другими, независимыми источниками!

Да, биография Сильвера правдива. Более того, мы сделали, отталкиваясь от этой биографии, ряд важных выводов. Например, она помогла нам точно датировать происходящие события.

Всё так. Но надо четко понимать: история о подслушанном разговоре, изложенная задним числом в мемуаре Хокинса, и та же история, рассказанная им в каюте сквайру, капитану и доктору, – это две совершенно разные истории.

Читателям мемуара Хокинс мог что угодно заливать про мифическую бочку из-под яблок – они, читатели, на палубе «Испаньолы» не бывали и на лжи не поймают. Но капитан-то Смоллетт хорошо знает, что у него на палубе есть, а чего нет! (Даже если предположить, что сквайр и доктор погрязли в пьянстве и полностью утеряли связь с действительностью.) С капитаном рассказ о яблочной бочке не прокатит.

Значит, по меньшей мере антуражем эти две истории отличались, и сильно. Отличались и содержанием подслушанного разговора. В первом варианте, изложенном в каюте, Хокинс пиратскую биографию Сильвера не пересказывает. Он ее еще не знает. Джим узнал ее лишь позже – и вставил в свой мемуар для пущего правдоподобия.

Где и как узнал? Во время обратного плавания «Испаньолы», разумеется. Сильвер перешел на сторону победителей, условно ими амнистирован за все прежние грехи, скрывать прошлое у него теперь причин нет. Человек он говорливый, любит поболтать. Но никто с ним на борту теперь не общается, все относятся с нему с демонстративным презрением. Все за исключением Джима и Бена Ганна. Хокинс сам подтверждает:

«Но обращались все с ним, как с собакой. Только я и Бен Ганн относились к нему несколько лучше. Бен Ганн все еще несколько побаивался прежнего своего квартирмейстера, а я был ему благодарен за свое спасение от смерти…».

Вот тогда-то, на обратном пути, Джим и узнал подробности биографии пиратского ветерана. Рассказ Сильвера о былых делах процитирован дословно – но обращен он был к Джиму, а не к Дику Джонсону. И прозвучал значительно позже.

* * *

Историю о заговоре Хокинс сочинил не на пустом месте. Он больше других кладоискателей общался с экипажем и наверняка мог услышать какие-то обрывки важных разговоров.

Еще плотнее он общался с Джоном Сильвером. А ведь Билли Бонс предупреждал Хокинса об одноногом пирате… И Джим, едва лишь прочитав в письме сквайра об одноногом моряке, сразу заподозрил: не тот ли самый? После личной встречи с Сильвером подозрения рассеялись: нет, не похож опрятный и вежливый хозяин таверны на морского разбойника, совпадение.