А капитан должен был по идее не возмущаться, а спокойно объяснить Трелони несколько вещей (Ливси он их очевидно объяснил, отведя доктора в сторонку). Вот каких:
Что пушка на «Испаньоле» дострелить до блокгауза может, но рассеяние у ее ядер на таком расстояние чудовищное, они случайным образом отклоняются на двести-триста ярдов в любую сторону и попасть в сруб можно лишь при большой удаче; что Израэль Хендс уже взял верный прицел, и спускай флаг, не спускай, – блокгауз останется на том же месте и Хендс так и будет стрелять, прицела не меняя; что в экипаже были честные матросы, в мятеже участвовать не желавшие, и Грей лишь один из них, к тому же где-то на берегу остается юнга Хокинс, – высоко поднятый флаг показывает, где должны собраться все люди, оставшиеся верными своему долгу.
Так должен был ответить капитан Смоллетт своему работодателю. Но не ответил. Попросту послал сквайра. Не на три буквы, но приблизительно в тот район.
Что случилось? Что за взрыв возмущения? Ведь совсем недавно капитан вполне тактично утешал Трелони, когда тот распустил сопли на весь блокгауз, рыдая над подстреленным Редрутом…
А случилось вот что: непосредственно перед своей направленной на сквайра вспышкой Смоллетт подсчитывал запасы. Инвентаризацию проводил. «Он спустился и начал перебирать и пересчитывать запасы, словно ничего другого не было на свете», – иронично сообщает нам Ливси.
Ирония доктора неуместна. На свете много чего было в тот момент, но не было ничего важнее для осажденных в блокгаузе. Сколько у них пороха, пуль и провианта – вопрос их жизни и смерти.
Закончив ревизию, Смоллетт испытал потрясение. Понял, в какой ловушке оказался, покинув «Испаньолу». Еды на десять дней. И что потом? Охотиться? С мушкетами «Смуглая Бесс» они бы наохотились… Шишками бы питались и устрицами. Если бы Сильвер, конечно, позволил за устрицами нырять и спокойно собирать шишки под соснами…
Пиратам не нужно идти на штурм, понял Смоллетт. Даже осаждать крепость не нужно. Они могут спокойно провести пару недель на «Испаньоле», подняв на борт шлюпки и дождавшись, когда защитники сруба подметут все припасы… А потом – позорная капитуляция. Или самоубийственная атака шхуны на каком-нибудь самодельном плотике. Или шишки с устрицами…
Вопрос: а раньше капитан Смоллетт не знал всего этого? До скрупулезных подсчетов? Представлял ли он хотя бы порядок цифр – еды у них на дни, не на недели, а на десять дней или на двенадцать, не так уж важно.
В том-то и дело, что не знал… Если вернуться назад и еще раз внимательно изучить сцену эвакуации с «Испаньолы», можно понять: ни в первой, ни во второй погрузке припасов в ялик капитан никак не участвовал. Даже рядом не находился. В первом случае он с двумя пистолетами следил, чтобы загнанные в трюм или кубрик матросы не высовывались. При второй погрузке, очевидно, собирал свое имущество: два британских флага, судовой журнал, перо, чернильницу и т. д.
Чуть позже, когда ялик с пятью пассажирами и грузом плыл к берегу, Смоллетт мог оценить, что они везут. И видел: припасов мало. К тому же вся поклажа ушла на дно… Но капитан сильно рассчитывал на груз, доставленный предыдущим рейсом. Тогда на ялике плыли не пятеро, а трое, – вместо двоих взрослых мужчин можно было перевезти на берег центнера полтора продуктов. Полтора лишних центнера свинины и сухарей – это немало на шестерых. Можно продержаться значительно дольше, выжидая, когда ром и климат начнут косить врагов…
И что же обнаружил капитан во время инвентаризации?
Бочку. Баррелевую бочку с коньяком. 160 литров. И с гулькин нос продуктов.
Было от чего озвереть…
Кто автор этого непотребства, Смоллетт понял сразу. Алкоголик Трелони, кто же еще…
Надо отдать должное Смоллетту: отведя душу со сквайром, он при первой возможности сделал самый логичный и разумный шаг, оправил двух человек на вооруженную рекогносцировку – еще во время обстрела, под падающими ядрами. Вдруг враги все еще безоружны? Вдруг пушка и складные ножи до сих пор составляют весь их арсенал? Тогда надо будет атаковать немедленно… Задача-минимум – спасти припасы из затонувшего ялика.
Но Сильвер сыграл на опережение. Он долго медлил и осторожничал, но когда его буквально заставили начать мятеж, не терял ни секунды. Результаты вылазки удручили капитана: противники успели вооружиться и наложить руку на груз ялика.
От повиновения сквайру Смоллетт отказался демонстративно. Сиди и пей свой коньяк, кретин! По всем вопросам капитан теперь совещался исключительно с Ливси. Ему сообщил, на сколько дней осталось припасов, его расспрашивал о сроках прибытия спасательной экспедиции.
Ливси сразу оценил изменение в раскладе сил… Едва ли Смоллетт и его подчиненный матрос Грей при конфликте со сквайром прямо перейдут на сторону Ливси. Но по крайней мере будут держать благожелательный к доктору нейтралитет…
А тут судьба подкинула еще один подарок: в блокгауз вернулся Джим Хокинс.
Правда, с ним не всё было понятно… С Хокинсом предстоял серьезный разговор.
Джон Сильвер, без сомнения, в тот вечер тоже подводил итоги и оценивал перспективы.
На первый взгляд, одноногому сопутствовала небывалая, баснословная удача: мятеж, начатый поневоле и по всем раскладам обреченный на быстрый разгром, завершился относительным успехом – захвачен корабль, оружие и припасы, враги сами себя загнали в ловушку, своими руками отдали все козыри Сильверу…
Но Долговязый Джон хорошо понимал: радоваться нечему. Подаренных козырей не хватит, чтобы выиграть партию.