Остров без сокровищ - Страница 41


К оглавлению

41

Ну а Джим Хокинс чем занят? Стоит рядом, держит свечку, наблюдая, как мать по несколько минут заторможено роется в мешке в поисках очередной гинеи? Мог бы и помочь.

Любой желающий может поставить небольшой следственный эксперимент: собрать в большую кучу все монетки, что найдутся в доме – из копилок, кошельков, карманов. Если кучка покажется слишком маленькой, можно занять мелочь у соседей. Хорошенько перемешать кучу, затем засечь время и отобрать монеты одного номинала, – например, рублевые. Двадцать штук.

Автор этих строк подобный эксперимент ставил. Результат – около минуты. Если усложнить условия: оставить в кучке ровно двадцать рублевиков, не больше и не меньше, и отыскивать их при свете далеко стоящей свечи, так, что монеты надо подносить чуть ли не к носу для опознания, – время увеличится. До трех с небольшим минут.

То есть миссис Хокинс хватило бы с избытком двух минут, чтобы отсчитать свои десять монеток.

Что-то Хокинс нам недоговаривает, растягивая на несуразный срок сцену счета денег. О чем-то умалчивает.

Чтобы лучше понять, чем занимался Хокинс в тот вечер, надо вернуться назад. Вспомнить разговор Джима с Билли Бонсом, состоявшийся, когда штурман только-только пришел в себя после кровопускания, устроенного доктором Ливси.

* * *

Больной и ослабевший Билли Бонс, находясь фактически в полубреду, чуть ли не открытым текстом сообщает Джиму о своем пиратском прошлом и о сокровищах. Но Джим (по крайней мере в своем мемуаре) вновь изображает инфантильного подростка: ничего я, дескать, не понял, я маленький глупый мальчик…

А чтобы не казаться полным кретином, Джим очень урезал изложение своего разговора с Бонсом. И все-таки чуть недоглядел. Прокололся в одной детали. Вот что дословно говорит Билли:

«Я был первым штурманом… да, первым штурманом старого Флинта, и я один знаю, где находится то место. Он сам все мне передал в Саванне, когда лежал при смерти, вот как я теперь лежу. Видишь? Но ты ничего не делай, пока они не пришлют мне черную метку или пока ты снова не увидишь Черного Пса или моряка на одной ноге. Этого одноногого, Джим, остерегайся больше всего».

Смущает «видишь?», в оригинале «you see?» К чему это вопрос? Видит ли Хокинс, что Билли Бонс лежит в постели? Спрашивать про такое глупо, Джим дефектами зрения не страдает. Вопрос «видишь?» относится к первой части фразы: «Он сам всё мне передал в Саванне…»

Причем переведена фраза не совсем корректно. Бонс не говорит всё, он говорит «it» – передал это, или передал ее

Что – ее? Карту. Он передал мне ее, видишь? – говорит Бонс и показывает Хокинсу карту.

Зачем? А зачем Бонс говорит чуть позже: «Я разделю с тобой все пополам, даю тебе честное слово…»?

Бредит человек после сердечного приступа и кровопотери. И в бреду (вернее, в полубреду) показывает Джиму карту.

А юный Хокинс, святая простота, карту игнорирует. Это Джим-то, крайне любопытный молодой человек, обожающий подглядывать, подслушивать и разнюхивать, всюду совать свой нос…

Но карта отчего-то его не заинтересовала. Абсолютно. Его гораздо сильнее заинтересовала черная метка, о ней он и спрашивает. Билли Бонс объясняет, что это повестка, и впадает в забытье…

То есть слова штурмана про Флинта, про сокровища Хокинса не заинтересовали. И предложение поделить все пополам он проигнорировал, даже не спросил интереса ради: а что поделить-то? А уж карта и вовсе Джиму по барабану – эка невидаль, какой-то клочок бумажки с каким-то чертежиком… Вот черная метка – это да! Это круто!

Хорошо. Допустим, Джим туп как пробка и ничего не понял. Разузнал про свою ненаглядную метку и успокоился. Пусть так.

Но чем тогда объяснить такие его мысли: «Я смертельно боялся, чтобы капитан не пожалел о своей откровенности и не прикончил меня».

О какой откровенности? О том, что черная метка – это повестка? Смертельно опасная информация, что и говорить. Кто ее случайно узнает, трех дней не проживет…

Нет, складно врать Хокинс не умеет.

Хокинс боится не зря – всё он прекрасно понял в словах больного пирата. А что не понял, о том спросил. И карту рассмотрел весьма внимательно. Но рассказывать о том читателям своего мемуара не стал. Однако чуть позже не удержался, дал нам намек на то, что пакет с картой вскрывали совсем недавно.

Тетрадь Бонса и конверт с картой лежат в пакете, зашитом нитками. Конверт, кроме того, запечатан сургучом, причем в качестве печати использован наперсток. Когда Джим обыскивает тело мертвого Бонса, он находит в кармане и нитку, и иголку, и наперсток. То есть ровно те предметы, что были использованы для запечатывания и пакета, и конверта с картой.

Бандиты Пью, между прочим, ничего в карманах мертвого Бонса не находят. Совсем ничего. Игла, нитки и наперсток лежат в тот момент в кармане у Хокинса.

Интересен вот еще какой момент: Бонс, по нашей реконструкции, вел переговоры с Трелони. Но продолжить их не может по объективной причине, просто не способен выбраться на очередную встречу… Представляется, что штурман должен был послать весточку сквайру: так, мол и так, попал в сложную ситуацию, да тут еще всякая уголовная шпана за картой охотится… Выручай, дескать.

Кого он мог послать с просьбой о помощи? Только Джима, больше некого.

Но Джим нам ничего подобного не сообщает… Зато долго и подробно распинается о том, как Бонс умолял его о стаканчике рома, сулил золотую гинею… А он, Джим, ром принес, и даже от гинеи отказался, плевать, что старый пират изрядно задолжал заведению. Такой вот Джим Хокинс бессребреник.

А если все было чуть-чуть иначе? Если Джим золото взял, а просьбу – передать записку сквайру – не выполнил?

41